В результате невероятный случай в истории флота со времен ботика Петра — ничья! Канат лопнул. Все довольны.
Я лично доволен и в полном параде при всех значках гуляю по тенистым аллеям. Подходит неуловимо знакомый подводник.
— Послушай, друг, есть предложение познакомиться.
— Мы, кажется, немного знакомы.
— А я думал, не узнали, — улыбается подводник.
— Телескопов Володя?
— Холодно, холодно, — улыбается он.
— Дрожжинин, что ли? — спрашиваю я.
— Тепло, тепло, — смеется он. Пристально вглядываюсь.
— Иринка, ты?
— Почти угадали, но не совсем. Моя фамилия — Сцевола.
— А, это вы? — воскликнул я. — Однако ручки-то у вас обе целы. Выходит — миф, треп, легенда?
— Обижаешь, — говорит Сцевола. — Подумаешь, большое дело — ручку сжечь.
Тут же Сцевола чиркает зажигалкой, и фланелька на рукаве начинает пылать.
Поднимает горящую руку, как олимпийский факел, и бежит по темной аллее.
— Але, Глеб, делай, как я!
Поджечь руку было делом одной секунды. Бегу за Сцеволой. Рука над головой трещит. Горит хороню.
Сцевола ныряет в черный тоннельчик. Я — за ним. Кромешная мгла, лишь кое-где мелькают оскаленные рожи империалистов. На бегу сую им горящую руку в агрессивные хавальники. Воют.
Выбегаю из тоннеля — чисто, тихо, пустынно.
По радио неуловимо знакомый голос:
— Готов ли ты посвятить себя науке, молодой, красивый Глеб, отдать ей себя до конца, без остатка?
Гляжу — лежит Наука, жалобно поскрипывает, покряхтывает, тоненьким, нежным и нервным голосом что-то поет. Какие-то добрые люди укутали ее брезентом, клетчатыми одеялами.
Ору:
— Готов!
Нате вам, пожалуйста, — из комнаты смеха выходит Лженаука огромного роста. Напоминает какую-го Хунту из какой-то жаркой страны. В одной руке кнут, в другой — консервы рыбные и бутылка «Горного дубняка». Знаем мы эту политику!
Автоматически включаю штурмовую подготовку. Подхожу поближе, обращаюсь по-заграничному:
— Разрешите прикурить?
Лженаука пялит бесстыдные зенки на мою горящую руку. Размахивается кнутом. Это мы знаем. Носком ботинка в голень — в надкостницу! Тут же — прямой удар в нос — ослепить! Двумя крюками добиваю расползающегося колосса. Лженаука испаряется.
Хлынул тропический ливень — ядовитый. Кашляю и сморкаюсь. Гаснет моя рука. Бегу по комнате смеха-во всех зеркалах красивый, но мокрый. Абсолютно не смешно. Пробиваю фанерную стенку и вижу…
…за лугами, за морями, за синими горами встает солнце, и прямо от солнышка идет ко мне любимая в шелковой полумаске. Идет по росе Хороший Человек.
Третий сон Владимира Телескопова
Бывают в жизни огорченья — вместо хлеба ешь печенье. Я слышал где-то краем уха, что едет Ваня Попельнуха. Придет без всяких выкрутасов наездник-мастер Эс Тарасов.
Глаза бы мои на проклятый ипподром не смотрели, однако смотрят. Тащусь, позорник, в восьмидесятикопеечную кассу. Вхожу в залу — и почему это так тихо? Тихо, как в пустой церкви. И что характерно, все, толкаясь, смотрят на входящего Володю Телескопова. И я тоже смотрю на него, будто в зеркало, что характерно.
| 